В книге рассматривается политическая история Тибета с древнейших времён до середины XX в.: формирование тибетского этноса, возникновение Тибетской империи VII—IX вв., создание теократической монархии, установление маньчжурского сюзеренитета, борьба за независимость, вхождение в состав КНР. Рассказывается о географии, этнографии и хозяйстве Тибета, обычаях, литературе и искусстве тибетцев, об истории распространения буддизма, его течениях, сектах, церкви.

Тибет стал доступен. Можно сесть на самолёт и полететь в Лхасу. Оттуда на машине поехать в Шигацзе. На пароме добраться до Самъе. Можно погулять на перевале Тангла. Можно побеседовать с тибетцем у него дома в Гьянцзе или в Улан-Удэ, Женеве, Блумингтоне. Разве мечтали об этом путешественники прошлого, проводившие на подступах к Тибету долгие месяцы и вынужденные отправляться домой, так и не увидев манившей их Лхасы? Современный мир, перевернувший всё и вся, сделал это возможным. Но от этого Тибет не стал менее далёким и закрытым. Всё так же о нём больше мифов, чем правды, всё так же больше вопросов, чем ответов.

Вот, например, первый вопрос. Существует ли такой феномен, как тибетская цивилизация? Многие исследователи, особенно на заре развития тибетологической науки, утверждали, что до возникновения государства (VII в.) тибетцы пребывали в полнейшей дикости, а государство — и с ним культура — появилось лишь под влиянием китайской цивилизации и индийского буддизма. «Тибет выходит из мрака варварства только в VII в. н.э. с приходом туда буддизма. Тибетская история как таковая совершенно отсутствует до буддийской эры…» [Waddell 1895, 18—19]. «Ранняя история Тибета, или Бод-юла, по-видимому, начинается только со времени знакомства этой страны с буддизмом, а может быть, и даже в большей степени — с китайской культурой» [Rockhill 1907, 203]. «Цивилизация и современная культура Тибета появились во многом благодаря Китаю и Индии. Если говорить об Индии, имеется в виду её религия, а если о Китае — материальная культура. До сих пор мы не обладаем достаточными знаниями для определения того, насколько высок был уровень культуры самих тибетцев до проникновения к ним индийского и китайского влияния» [Bell 1928, 12]. Как мы видим, мнение о китайских и индийских корнях тибетской культуры и, более того, о тибетской культуре как «смеси» китайской и индийской было широко распространено.

Против подобных взглядов выступили многие крупные учёные, которые явно солидаризировались с точкой зрения самих тибетцев. Известно, что они в шутку называют китайцев интерпретаторами, а монголов — переводчиками, противопоставляя им неповторимость своей культуры. Действительно, что касается буддийской литературы, то китайцы заимствовали из Индии большое количество сюжетов и переделали их до неузнаваемости. Монголы же перевели на монгольский язык столько буддийских книг, сколько им было доступно, да ещё с разных языков — санскрита, тибетского, китайского, уйгурского, причём многие — по нескольку раз… Но неужели это говорит о вторичности их культур? И так ли уж самобытна тибетская?

Общественное сознание устроено загадочным образом: исторические воззрения и идеи развиваются зачастую подобно движению маятника, из крайности в крайность. Если в начале XX века многие отказывали тибетцам в наличии культуры и её самобытности вообще, то в последнее время разнообразные явления тибетской жизни, будь то система монастырского образования или буддийская философская мысль, искусство развития человеческого духа или физические возможности «магов и мистиков Тибета» — всё нередко объявляется высшим достижением человечества, панацеей, которая спасёт мир от тупика, куда завела его европейская «потребительская» цивилизация. Почему-то маятник всегда минует «золотую» середину. Одна надежда, что амплитуда станет меньше. Но если серьёзно, где эта середина?

Другой вопрос, возникающий в связи с первым: можем ли мы говорить о едином тибетском мире как о явлении, отражающем общность тибетцев? И есть ли такая общность вообще? Тибет объединяет чрезвычайно разнородные элементы. Во-первых, это касается этногенеза. На территории Тибета проживают различные этнические группы. Они имеют китайское, монгольское, иранское, североиндийское происхождение. Более того, эти группы, как неоднократно отмечали исследователи, относятся к различным расам — монголоидной и европеоидной по крайней мере. А это значит, что по происхождению они отстоят друг от друга очень и очень далеко. Во-вторых, тибетское население резко распадается на две части, если иметь в виду его хозяйственную деятельность и уклад жизни. Это — кочевники и оседлые земледельцы. В Тибете очевидна оппозиция «север-юг» (северное плато с пастбищами и горные долины юга с пашнями и огородами) и «верх-низ» (горные альпийские пастбища и земледельческие долины). Кроме того, рельеф Тибетского нагорья таков, что многие племена, проживая в соседних долинах, не могут общаться друг с другом. Таким образом, многое — и в природе, и в хозяйстве, и в истории Тибета — говорит не о единстве племён и народов, а об их разобщённости.

Все исследователи Тибета пытались найти и обозначить ту силу, которая играла бы консолидирующую роль в этой уникальной стране. Дж. Туччи называл такой силой лингвистическую общность и буддийскую культуру [Tucci 1967, 20], Р. Стейн — язык, обычаи, религию, культуру [Stein 1995]. С мнением этих двух, без сомнения, блестящих знатоков Тибета нельзя не согласиться. Первое, что объединяет всех тибетцев, — это язык. Конечно, амдосцы не понимают лхасцев, а кхамцы — нгари. В соседних долинах могут говорить на разных диалектах. Недаром большинство авторов, когда-либо писавших о Тибете, так любят выражение китайского путешественника XVIII в., сказавшего о Тибете: «Через каждые десять ли — своё небо», имея в виду разнообразие племён, населявших Тибет, и диалектов, на которых они говорили. Да, диалектов много, но язык — один. Это тибетский язык, относящийся в сложной классификации мировых языков к китайско-тибетской языковой семье.

Другим фактором, выполняющим объединительную функцию, является религия. При всём различии между многочисленными направлениями тибетского буддизма (их обычно называют школами или сектами) это — единый мировоззренческий и культовый комплекс. Даже существование бона — древней религии тибетцев — не нарушает это единство, так как с течением времени бон по сути превратился в некую разновидность буддизма.

Можно принять и утверждение Р. Стейна об общих обычаях тибетцев, хотя в этой области разнообразие более чем велико. С одним нельзя согласиться: никто из учёных не упоминает очень важный, на мой взгляд, факт — общее историческое прошлое тибетцев. Такое прошлое, как правило, возникает в рамках государства. В племенном конгломерате, каким является Тибет, для формирования единого этноса наличие в прошлом или настоящем государственности имеет первостепенное значение. Поэтому, чтобы понять, существует ли тибетская цивилизация, и если да, то какова она, следует обратиться прежде всего к истории тибетского государства…

ПРЕДИСЛОВИЕ

Тибетские дети

Книги на ту же тему

1. Буддийские ритуальные тексты: по тибетской рукописи XIII в./ факсимиле рукописи; транслитерация А. В. Зорина при участии С. С. Сабруковой, 2015
2. Шамбала, Рерих Н. К., 2014
3. В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествия в 1893—1897 годах, Хедин С., 2010
4. Жизнь и научная деятельность С. А. Кондратьева (1896—1970): В Монголии и в России, Кульганек И. В., Жуков В. Ю., сост., 2006
5. Буддизм и государство на Дальнем Востоке. Сборник статей, Делюсин Л. П., ред., 1987
6. Аннапурна — первый восьмитысячник. Южное Седло, Эрцог М., Нойс У., 1975
7. Страны и народы Востока. Вып. XXXIV: Центральная Азия и Дальний Восток, Попова И. Ф., Скрынникова Т. Д., ред., 2013
8. Образцы письменной традиции Северной Монголии: алфавиты, транскрипции, языки (конец XVI — начало XX в.), Отгонбаатар Р., Цендина А. Д., 2014
9. «Чжуд-Ши» — памятник средневековой тибетской культуры, Николаев С. М., Пубаев Р. Е., ред., 1988