Георгий Дмитриевич Гачев — известный советский литературовед и культуролог, давно занимающийся сравнительным описанием национальных культур Евразии и Америки.

В публикуемой книге, написанной в жанре научно-художественной прозы, автор исследует образы Индии в древнегреческой (Страбон), русской (Афанасий Никитин), французской (Монтескьё) и германской (Фр. Шлегель) картинах мира. Размышляя над поэмой древнеиндийского поэта Ашвагхоши (Асвагоши) «Жизнь Будды», он сравнивает образы и идеи буддизма с соответствующими христианскими представлениями.

…А что увидела в Индии Россия, которая впервые словесно воззрилась на Индию тверским купцом Афанасием Никитиным в XV веке?

Некоторые поправки на возможные искажения или особенности в предмете и во взоре надо сперва сделать. Афанасий Никитин воспринимает не классическую арийскую Пенджабскую Индию, Индию Ригведы и Упанишад, как эллины в походе Александра и со слов их — Страбон, но южную Индию Декана, с дравидским, полутемнокожим населением, менее духовную, частно-идолопоклонническую, Индию вишнуитов и особенно шиваитов.

К тому же Индия здесь не сама по себе, а в ярме ислама: совершалось тогда изнасилованье женщины-Индии парным ей мужским (в отношении Индии) миром ислама (персы тюрки и др.).

Да и сам Афанасий Никитин не на ковре-самолёте сразу заброшен из Твери в Индостан, так что мог бы прямо сталкивать в сознании русский и индийский космосы, но долгие годы меж ними странствий пролегли, постепенного свыкания с новыми землями шаг за шагом по землям и водам на юг, под иные небеса. За это время сам тверской купец полуисламизировался: язык арабский стал ему вторым родным, так что и «Хожение» его записано частями по-арабски средь русского основного поля (кстати — типичный для русской литературы жанр двуязычия, который потом в «Войне и мире» распространённо воспроизведён). Так что воззрение Афанасия Никитина на Индию — с буферной, переходной платформы и через фильтр ислама, Средней Азии, их космоса, порядков и понятий.

Дивна случайность попадания русского атома именно в Индию: какими путями по фаллопиевым трубам Волг и иных рек и морей занесло сей сперматозоид броуновым движением людских телес аж в Индию — неисповедимо! Ни причины, ни закономерности в этом, ни замысла заранее взятого, ни цели. То есть, исконная случайность и не местная связность русского аморфного бытия — содержится под умом купца, которого вот занесло в Лапуту или Бробдингнег — бессвязно с его прежним бытием. Правда, он здесь приноравливается к новым порядкам— «жить же надо!» (любимое русское credo), однако время от времени ведёт записки, где исповедуется, как на духу, перед русским, христианским Богом — в минуты опамятованья, когда ужасается, что он один, и книги растерял божественные, и правильно ли он веру старую соблюдает — т. е. есть он ещё или уж и нет его, а стал другой на его место? Вот это очухиванье и отыскиванье себя: я ль это ещё? — как нахождение штурманом координат корабля по звёздам — такую роль у Никитина играют его записки, к которым он в основном прибегал по ходу скитаний своих. Практическое их назначение для других, как справочник для купцов, — позднейший слой их текста по возвращении на родину. Первейший же — исповеднический [Обычно в них рассказ ведётся, глаголы в настоящем времени: Никитин как бы советуется с бумагой — а что ему теперь делать?]. И это тоже — совсем в духе русского Слова, которое, когда глубочайшее, — в никуда, без адресата печатанья, даже не людям по смерти моей, но Богу, как Аввакум; но искусству, как дилетантствовали поэты пушкинской поры; но Истине, как писал свои сочинения последние Пушкин; как не рыночно, не на потребу писали Достоевский и Толстой (лишь с Чехова пошла рыночность, писание в литературу, в глотку читателя, приноровлено к его масштабам: некогда читать, оттого — рассказы, малая форма, даже в век телевизора сгодится, меж передачами сойдёт почитать). Слово — как связь не человека с человеком, но сверяние человека с самим Бытиём, прямо с Истиной-естиной — такое понимание слова сквозит в записях русского атома в чужеродном космосе. Связи с родиной и братом прямые потеряны, где их отыщешь? — но испускать лучи души словом всё равно надо — хоть в пространство мировое, без отклика и «обратной связи» (как это и Пушкин в «Эхе» понимал)…

Отрывок из текста. стр. 81—82
РУССКИЙ ОБРАЗ ИНДИИ
Русское слово — Родина

Книги на ту же тему

1. Индия и античный мир, Бонгард-Левин Г. М., Бухарин М. Д., Вигасин А. А., 2002
2. История индийской философии: Греческая и индийская философия, Рой М., 1958
3. Древний Восток в античной и раннехристианской традиции (Индия, Китай, Юго-Восточная Азия), Таронян Г. А., сост., 2007
4. Индийская философия: энциклопедия, Степанянц М. Т., ред., 2009
5. Памятники индийской письменности из Центральной Азии. Вып. 3, 2004
6. Древняя Индия: Исторический очерк, Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф., 1969
7. Древний индийский город Таксила, Ильин Г. Ф. , 1958
8. Древняя Индия: от источника к истории, Вигасин А. А., 2007
9. О материалистических традициях в индийской философии (Древность и раннее Средневековье), Аникеев Н. П., 1965
10. Литература и театр древней Индии: исследования и переводы, Алиханова Ю. М., 2008
11. Очерк истории социальных идей в древней Индии, Александров Г. Ф., 1959
12. Очерки истории эстетической мысли Индии в новое и новейшее время, Шептунова И. И., 1984
13. Испечь мир: ритуал и мысль в древней Индии, Маламуд Ш., 2005
14. Буддизм: сущность и развитие, Конзе Э., 2003
15. Индийская эпиграфика из Кара-тепе в Старом Термезе: Проблемы дешифровки и интерпретации, Вертоградова В. В., 1995
16. Древнеиндийская цивилизация: история, религия, философия, эпос, литература, наука, встреча культур, Бонгард-Левин Г. М., 2007