Работа писателя начинается не тогда, когда он взялся за перо, и даже не тогда, когда он задумал то или другое произведение, а значительно ранее,— когда в нём просыпаются первоначальные творческие силы и то особое внимание, к окружающему миру, которое определяет его судьбу как художника. Поэт, может быть, ещё сам не знает своего творческого пути, а его ум и воображение, его поэтический слух и художественная зоркость уже внушают ему то «изумление» перед миром, которое древние считали «началом мудрости». Поэт всегда как будто удивлён и поражен противоречивой сложностью бытия. Открывшийся перед ним мир может ему внушить жизнерадостный восторг или, напротив, трагическую печаль, но никогда не оставит поэта равнодушным.
Это «изумление» художника перед богатством бытия обязывает его ко многому, прежде всего — к труду. По природе своей художник не созерцатель, а деятель. Лень, так часто воспеваемая поэтами и даже Пушкиным, не более как метафора для определения вольности поэта, его внутренней независимости и нисколько не соответствует той вульгарной лени, которая исключает возможность серьёзного труда. Поэтому вопрос о том, как работал тот или другой поэт, вопрос не праздный. Общие принципы и приёмы художественной работы одни и те же у всех художников, но есть также и своеобразие в этой работе, присущее тому или другому поэту. И это своеобразие налагает неизгладимую печать на творчество художника. Оно придаёт его лицу то «необщее выражение», на которое со скромным достоинством указал Боратынский. Задача исследователя увидеть это своеобразие, определить его и выяснить отношение художника к окружающей его культуре. Поэтому недостаточно изучить писателя в его творческих приёмах, в его литературной мастерской, но необходимо также узнать те условия, в каких жил художник, какие люди, книги, события повлияли на него и отразились в его произведениях.
Каков бы ни был, однако, метод исследовательской работы, её результаты зависят не только от внимания и точности исследователя, но и от материалов, которыми он располагает. По рукописям Пушкина, например, возможно проследить нередко всю эволюцию творческого процесса от первоначального замысла до окончательной редакции. Исследователь творчества Достоевского находится в менее выгодных условиях. Рукописи, взятые при аресте Достоевского 23 апреля 1849 года, повидимому, погибли в недрах Третьего отделения. Таким образом, история рукописного текста ранних повестей и рассказов Достоевского нам неизвестна, и мы можем изучать лишь разные печатные редакции. Что касается позднейших произведений Достоевского, то о судьбе их имеется рассказ жены писателя, Анны Григорьевны Достоевской. В начале июля 1871 года Достоевский после четырёхлетнего пребывания за границей выехал на родину. «За два дня до отъезда, — пишет в своих мемуарах А. Г. Достоевская, — Фёдор Михайлович призвал меня к себе, вручил несколько толстых пачек исписанной бумаги большого формата и попросил их сжечь. Хоть мы и раньше с ним об этом говорили, но мне так стало жаль рукописей, что я начала умолять мужа позволить мне взять их с собою. Но Фёдор Михайлович напомнил мне, что на русской границе его несомненно будут обыскивать и бумаги от него отберут, а затем они пропадут, как пропали все его бумаги при его аресте в 1849 году»... «Как ни жалко было мне расставаться с рукописями, но пришлось покориться настойчивым доводам Фёдора Михайловича. Мы растопили камин и сожгли бумаги. Таким образом погибли рукописи романов «Идиот» и «Вечный муж». Особенно жаль мне было лишиться той части романа «Бесы», которая представляла оригинальный вариант этого тенденциозного произведения. Мне удалось только отстоять записные книжки к названным этим романам и передать моей матери, которая предполагала вернуться в Россию несколько месяцев спустя, позднею осенью».
Итак, Анне Григорьевне удалось сохранить «записные книжки» Достоевского. Таким образом, мы располагаем превосходными рукописными документами, разъясняющими нам, по крайней мере, первоначальную стадию творческой работы над большими романами Достоевского. Эти «записные книжки» наполнены многочисленными заметками, относящимися к идее романов, к характеристикам действующих лиц, к сюжетной канве, к подробностям диалога и к особенностям бытовой обстановки, но у нас нет, к сожалению, тех рукописей, которые дали бы нам представление о средней стадии творческой работы художника, и мы не знаем, в какой мере эти черновики отличались от канонического текста. Что касается уцелевших записных книжек к «Преступлению и наказанию», «Идиоту», «Бесам», «Подростку» и «Братьям Карамазовым», то они являются не малым сокровищем не только для текстолога, но и для всех заинтересованных в изучении идеологии и психологии гениального художника. «... В моей книге о творческом опыте Достоевского я ставил себе следующие цели: во-первых, ознакомить читателей с краткой историей текста художественных произведений писателя; во-вторых, дать по возможности полную сводку высказываний самого Достоевского об его повествовательных опытах; в-третьих, сообщить мои наблюдения над писательской техникой художника и отметить психологические мотивы этой техники; в-четвёртых, выяснить основы поэтики Достоевского, поскольку она зависела от биографических и социальных условий его писательского труда.
Я, конечно, не претендую ни на подробный текстологический анализ романов Достоевского, ни на обстоятельное изложение всех элементов его поэтики. То и другое составляет предмет самостоятельных заданий, никак не вмещающихся в рамки настоящей книги.»
ОТ АВТОРА
|
